Некоторых людей следовало бы рожать над пропастью в Спарте.
Предыстория: увидела красивый арт с чужой зарисовкой, арт сохранила, автора не помню, зарисовку написала свою. Бывает.))) Не прошло и полгода, как мне сообщили, что автора зовут Ivla. Спасибо ей за прекрасный арт))
... Лето и июльский зной в самом разгаре. Техника на натурных съемках чуть ли не закипает, перерывы приходится делать каждый час. Солнце в зените и раскаленный воздух стал таким густым и тягучим, что Дженсен практически сливается с пронизанной лучами атмосферой. Если хорошенько приглядеться, то можно увидеть нечто золотистое, эфемерное и горячее - зарыжевший ежик волос, сияющая кожа оттенка светлого шафрана, пыльные джинсы, сбитые носы коричневых диновских ботинок. Клетчатая рубашка и черная футболка Винчестера комом брошены в соседние кусты. Дженсен сидит на траве, скрестив по-турецки ноги, и бездумно покусывает стебель цветка неизвестного вида.
Цветок счастлив. Дженсен напряжен. Там, за его спиной, попеременно раздаются возгласы то недоумения, то восхищения, то ярко выраженной зависти. Джаред Падалеки - партнер и любимая заноза в заднем месте - которого не берет никакая жара (как пить дать демонская кровь сказывается!) крутит в руках новенький "Кэнон" Эклза, так неосмотрительно захваченный владельцем на площадку. Дженсену хочется отобрать фотоаппарат, чтобы великовозрастная детка не свернула ненароком дорогой игрушке шею. Но... лень, духота и нет сил даже открыть рот. Вместо этого Дженсен закрывает глаза и застывает в позе золотого индийского Будды, прекрасного и недоступного восточного олицетворения Джоконды. Его мысли текут все медленнее, постепенно исчезая вообще. Нирвана... Кайф... Жара...
- Oх ты ж в твою в богадельню бога мать!, - вдруг орет любознательный Падалеки, - Дженс, тут какая-то хрень отломалась! - и Дженсен подпрыгивает на месте, резко оборачиваясь к источнику крушения вселенского покоя. Но невысказанные гневные слова так и застывают на языке.
Щёлк! Щёлк! Щёлк!
-Та-даммм! Отличный кадр, Дженс! Солнечный мальчик на фоне солнышка! Пулитцеровская премия моя! - и он рад, этот глупый Джаред, он хохочет так заразительно и улыбается ярче проклятого светила, и не хочется даже говорить ему, что какой придурок фотографирует против солнца, все равно ничего видно не будет, надо мастером быть, чтобы словить правильный свет. Вместо этого Эклз вытягивает ноги, ложится в траву и смотрит на небо, которое из ярко-синего вдруг становится серо-зеленым, нежным и зовущим, а к пересохшему рту Дженсена осторожно прикасаются губы Джареда, источник свежести и прохлады, такой желанный и необходимый всегда...
... Лето и июльский зной в самом разгаре. Техника на натурных съемках чуть ли не закипает, перерывы приходится делать каждый час. Солнце в зените и раскаленный воздух стал таким густым и тягучим, что Дженсен практически сливается с пронизанной лучами атмосферой. Если хорошенько приглядеться, то можно увидеть нечто золотистое, эфемерное и горячее - зарыжевший ежик волос, сияющая кожа оттенка светлого шафрана, пыльные джинсы, сбитые носы коричневых диновских ботинок. Клетчатая рубашка и черная футболка Винчестера комом брошены в соседние кусты. Дженсен сидит на траве, скрестив по-турецки ноги, и бездумно покусывает стебель цветка неизвестного вида.
Цветок счастлив. Дженсен напряжен. Там, за его спиной, попеременно раздаются возгласы то недоумения, то восхищения, то ярко выраженной зависти. Джаред Падалеки - партнер и любимая заноза в заднем месте - которого не берет никакая жара (как пить дать демонская кровь сказывается!) крутит в руках новенький "Кэнон" Эклза, так неосмотрительно захваченный владельцем на площадку. Дженсену хочется отобрать фотоаппарат, чтобы великовозрастная детка не свернула ненароком дорогой игрушке шею. Но... лень, духота и нет сил даже открыть рот. Вместо этого Дженсен закрывает глаза и застывает в позе золотого индийского Будды, прекрасного и недоступного восточного олицетворения Джоконды. Его мысли текут все медленнее, постепенно исчезая вообще. Нирвана... Кайф... Жара...
- Oх ты ж в твою в богадельню бога мать!, - вдруг орет любознательный Падалеки, - Дженс, тут какая-то хрень отломалась! - и Дженсен подпрыгивает на месте, резко оборачиваясь к источнику крушения вселенского покоя. Но невысказанные гневные слова так и застывают на языке.
Щёлк! Щёлк! Щёлк!
-Та-даммм! Отличный кадр, Дженс! Солнечный мальчик на фоне солнышка! Пулитцеровская премия моя! - и он рад, этот глупый Джаред, он хохочет так заразительно и улыбается ярче проклятого светила, и не хочется даже говорить ему, что какой придурок фотографирует против солнца, все равно ничего видно не будет, надо мастером быть, чтобы словить правильный свет. Вместо этого Эклз вытягивает ноги, ложится в траву и смотрит на небо, которое из ярко-синего вдруг становится серо-зеленым, нежным и зовущим, а к пересохшему рту Дженсена осторожно прикасаются губы Джареда, источник свежести и прохлады, такой желанный и необходимый всегда...
-
-
10.07.2014 в 14:53-
-
10.07.2014 в 14:56